К сожалению, первоначально руководство государства крайне неразумно распорядилось колоссальной мощью обновленной страны.
Вследствие этого начальный период войны был полностью проигран, а последствиями стали жестокие и кровавые уроки лета 1942 года. Конкретные причины наших тяжелейших военных поражений носили субъективный и объективный характер.
Во-первых, советское руководство путем проведения безумных репрессий фактически обезглавило армию перед самой войной, что привело к вопиющей деградации всей системы военного управления. Одномоментное изъятие из армии около 32 тыс. 8 профессионалов, имевших значительный практический опыт, крайне отрицательно сказалось на состоянии всей системы управления войсками, их боеспособности и мобилизационной готовности.
Во-вторых, Генеральный штаб абсолютно не верно оценил противника, его боевые возможности, особенно возможности ударной авиации, оперативных объединений танковых и механизированных войск, не вскрыл замысел и вероятный характер его действий, сделал необоснованную ставку на немедленную реализацию с началом войны своей, в целом правильной, наступательной военной доктрины.
На первый взгляд, избранный алгоритм отражения агрессии и разгрома противника соответствовал стратегическим целям и не противоречил логике. Предполагалось вторжение передового эшелона агрессора отразить в своей приграничной зоне силами войск прикрытия, т. е. армиями первого эшелона, а его прорвавшиеся группировки уничтожить контрударами механизированных корпусов, составлявших второй эшелон. В дальнейшем планировалось всеми силами перейти в решительное наступление и разгромить противника в его приграничной зоне. С завершением развертывания второго оперативного эшелона — перенести вооруженную борьбу в глубину территории врага.
Однако этот план не был реализован. Агрессор вложил всю имевшуюся в его распоряжении мощь в первый удар, применив в первом эшелоне все четыре оперативных объединения танковых и механизированных войск. Эти объединения (так называемые танковые группы) на своих направлениях наступления в считанные часы просто разогнали нашу не имевшую эффективных противотанковых средств, да еще и не полностью боеготовую пехоту, открыв простор для стремительного прорыва в глубину.
Подобный характер действий имел для нас крайне неожиданный и шокирующий эффект. Войска первого оперативного эшелона оказались абсолютно не готовы ни морально, ни физически к отражению массированных танковых ударов противника с первого дня войны. Незнание реального качественного состояния германских вооруженных сил привело к тому, что попытки остановить прорвавшиеся группировки войск противника контрударами механизированных корпусов закончились массовым истреблением нашей бронетанковой техники. Легкие танки с противопульной броней, составлявшие основу вооружения наших механизированных корпусов, уничтожались не только авиацией, артиллерией и танками противника, но и пехотой, имевшей
достаточное количество весьма эффективного противотанкового вооружения. Применявшаяся нами тактика не соответствовала конкретно сложившейся обстановке.
Явная недооценка врага, стремление не допустить потери даже клоч- ка своей территории и жгучее желание наступать во что бы то ни стало привели к тому, что районы дислокации наших приграничных группировок войск и оперативного развертывания вторых эшелонов, а также расположения их материально-технических ресурсов были неоправданно приближены к Государственной границе.
Подобное положение во многом усугублялось отсутствием казарменного, паркового и складского фондов, которые просто не успели построить. Все это привело к тому, что значительная часть соединений и частей войск прикрытия, особенно в Западной Белоруссии, где своевременно не были выполнены указания Генерального штаба от 18.06.41 года о приведении войск прикрытия в боевую готовность, попала под огневые удары артиллерии противника еще в пунктах дислокации.
Критичным было и то, что Генеральный штаб сделал неверные выводы о вероятном замысле действий противника. Предполагалось, что главный удар гитлеровцы нанесут на Киевском направлении, а вспомогательный — на Ленинградском. Исходя из этих ошибочных пред- положений был избран совершенно неприемлемый способ разгрома вероятного противника, а соответственно — и порядок оперативного развертывания войск.
На самом деле главный удар, в нанесении которого участвовали две самые сильные танковые группы врага, был осуществлен на Московском направлении, а вспомогательные удары — на выше указанных направлениях. При этом танковые группы противника еще в своих исходных районах буквально нависли над флангами нашей Белостокской группировки войск. Вследствие этого дислокация на так называемом Белостокском выступе трех лучших советских армий не имела стратегического смысла, так как изначально охватывающее положение ударных группировок войск гитлеровцев обрекало их на поражение. Они еще до начала боевых действий оказались в полуокружении, что было верхом стратегического легкомыслия. Поэтому вместо планируемого мощного
удара в стык между ударными группировками войск противника войска Западного фронта столкнулись с упредившими нас в развертывании его главными силами. Охватывающее положение ударных группировок войск врага в отношении этого пресловутого выступа, общее превосходство неприятеля в силах, оперативной мобильности, в воздухе не позволили вовремя исправить допущенные ошибки.
В-третьих, советское руководство не смогло лишить противника возможности эффективно реализовать преимущества стратегической и оперативной внезапности. При этом следует отметить, что политической внезапности нападения не было. Об этом убедительно свидетельствует в своем докладе А. Гитлеру об обстоятельствах подписания пресловутого «Пакта о ненападении» министр иностранных дел Германии И. Риббентроп, утверждая, что присутствующий при этом И.В. Сталин заявил: «Не может быть нейтралитета с нашей стороны, пока вы сами не перестанете строить агрессивные планы в отношении СССР. Мы не забываем, что вашей конечной целью является нападение на нас».
Достижению противником стратегической внезапности во многом способствовало отсутствие каких-либо признаков подготовки вермахта к проведению зимней кампании. Советскому руководству и в голову не могло прийти, что германский генеральный штаб спланирует начало агрессии на вторую половине июня, не предприняв никаких мер по элементарной подготовке к суровой русской зиме. Ведь нашей разведке было достоверно известно, что в 1941 году в Германии не было произведено ни капли зимних моторных топлив и масел, а также оружейных смазок. На рынке не было закуплено ни клочка шерсти и материалов для пошивки теплого зимнего обмундирования. Никто не ожидал от Гитлера крупномасштабных действий именно в это время, предполагалось проведение более или менее масштабных вооруженных провокаций, поэтому мы и опоздали с оперативным развертыванием.
Следствием всего этого был полный разгром приграничных группировок войск Красной Армии в процессе их оперативного развертывания∗ и стремительный прорыв танковых объединений гитлеровцев в глубину страны. На момент начала агрессии в районы оперативного предназначения прибыло лишь около 10 % перегруппировывавшихся в соответствии с планами первых операций сил и средств.
Развертывание проводилось, скорее всего, с целью сдерживания потенциального агрессора готовностью к ведению наступательных действий стратегического масштаба. Ведь по очень многим признакам И.В. Сталин, осознавая реальное качественное соотношение сил сторон, стремился оттянуть начало войны хотя бы на год, чтобы завершить перевооружение Красной Армии и формирование трех десятков механизированных корпусов. Как бы там ни было, группировки наших войск преступно бездумно развертывались у самой государственной границы, на виду у завершившего оперативное развертывание и полностью готового к наступлению противника. Конечно же, давно решившиеся на агрессию гитлеровцы (кстати, в соответствии с планом «Барбаросса» операция должна была начаться в мае) не могли не воспользоваться удачно сложившейся для них обстановкой.
Внезапный удар привел к тому, что войска прикрытия не оправдали возлагаемых на них надежд, а их лучшие, отлично оснащенные, но не полностью боеготовые кадровые дивизии и прибывшие резервы были разгромлены.
В-четвертых, уровень стратегического и оперативного руководства советскими войсками в первые два месяца войны был крайне низким. Система стратегического управления вооруженными силами фактичес- ки не была подготовлена в мирное время и с большим трудом налаживалась уже в ходе сражений. Достаточно сказать, что известие о падении Минска советское руководство получило не от Генерального штаба, который не имел с войсками элементарной связи, а из сообщений зарубежного радио. Поэтому решения военно-политического руководства на преодоление кризисных ситуаций были, как правило, запоздалыми и зачастую не соответствовали объективно складывавшейся обстановке.
Командования приграничных оперативных объединений не имели ни соответствующего опыта, ни боевой практики, ни эффективных средств управления и во многих критических положениях просто полностью теряли управление соединениями и частями.
Так, буквально на второй день войны советское стратегическое руководство, абсолютно не представляя реального положения дел на фронтах, в угоду исполнения уже очевидно ошибочных планов проведения первых операций бросило в абсолютно бессмысленные контрудары практически все свои мало-мальски боеготовые механизированные корпуса.
Естественно, что эти совершенно не подготовленные контрудары провалились, так как возможности проводящих их войск явно не соответствовали возложенным задачам. Кроме того, корпуса вводились в сражение по частям (по мере подхода к фронту), в условиях полного господства авиации противника в воздухе, отсутствия должного взаимодействия с артиллерией и пехотой, при нарушенной системе снабжения горючим и боеприпасами, при отсутствии дееспособной системы технического обеспечения.
В ходе этих контрударов были потеряны почти все танки и фронтовые объединения с самого начала войны остались без подвижных резервов, способных оперативно реагировать на глубокие прорывы германских войск. В составе стратегических резервов танковых соединений также не было, поэтому на усиление сражающихся войск направлялись лишь поспешно сформированные отдельные танковые батальоны, полки и бригады.