Лейла Юнусова, стоявшая у истоков создания НФА, после января 1990 года так отзывалась о Народном фронте: «Задуманный в идеале стройный атлет с внешностью Аполлона, мужеством Бабека, интеллектом Аристотеля, мудростью и демократизмом Низами, превратился в нового Шарикова, воинствующего и обожествляемого».
Традиционный городской социум, пользуясь терминологией Р.Агаева и З.Али-заде европеизированная азербайджанская интеллигенция оказались в ничтожном меньшинстве. Ее положение еще более усугубилось после изгнания из Армении азербайджанцев, сельской массы, в которой лидеры формирующейся оппозиции, говоря словами Абульфаза Алиева (Эльчибея), «увидели ударную силу движения».
Тут надо сделать важное отступление, чтобы пояснить некоторое своеобразие азербайджанского общества на этот момент.
Вагиф Гусейнов тал точную оценку качества управленцев:«Кадровый состав управленцев в Азербайджане, как и в других республиках, формировался в основном за счет русскоязычного национального элемента. Владение общегосударственным языком, языком межпартийных отношений — русским — в карьерном плане сулило несомненные преимущества. И не только для тех, кто планировал двигаться вверх по карьерной лестнице. Русский язык открывал двери в науку, предполагал большие возможности для получения образования, реализации иных способностей по всей территории необъятного Советского Союза. Но главное, конечно, — власть. Пытаться пробиваться наверх без русского языка было делом безнадежным.
В Азербайджане эта политика, трактовавшаяся националистами и критиками советского образа жизни русификацией, что, на мой взгляд, являлось пропагандистским преувеличением, в значительной мере стимулировалось особой экономической, социально- политической и культурной ролью, предопределенной историческими судьбами главного города, а затем и столицы Азербайджанской ССР — Баку.
Конечно, просматривалось в неосознанном желании народа объясняться с властью, управлявшей им на родном для себя языке — вполне естественное право, вызов и понятное сопротивление. У кого повернется язык винить его?! Но в самом требовании национал-революционеров о немедленном переходе всей республики на язык титульной нации таились еще и неутоленная месть, и злорадство. Слишком долго те, кто не мог реализовать себя и свои таланты, с завистью и ненавистью взирали на своих более удачливых русскоговорящих соплеменников. Теперь же они получили шанс и право на реванш. И число таких стремительно росло. Проглядывался в тактическом приеме— запрете на русский — и чисто политический расчет: расчищалось поле для собственной деятельности. Убирали с дороги конкурентную силу.»
Вовсе не случайно националисты в первую очередь расправились с русскоязычными из своей интеллигентной среды, с теми, кто стоял у истоков демократического движения: З. Али-заде, А. Абдуллаева, Л. Юнусова и др. Они, не задумываясь, отвергли эту часть населения, вышедшую вместе с ними на улицы с искренней верой в демократию и столь же искренним убеждением, что при желании ее ценности можно привнести на азербайджанскую почву.
Так, в самом начале борьбы за Карабах в азербайджанском обществе был произведен непреодолимый раскол. Евроазербайджанцев (русскоязычных азербайджанцев) вполне сознательно отодвинули за пределы движения. И дело было не столько в языке, сколько в социально- культурном своеобразии, характере той части социума, которую стали называть уничижительно — русскоязычной. Как оказалось, она представляла тончайший этнокультурный слой нации, находящийся в стадии формирования, определения своей идентичности.
Увы, на обочине движения оказалась именно эта часть интеллектуалов, которая своим воспитанием и знаниями ориентирована была на общечеловеческие, общедемократические ценности, о чем неустанно трубили трубадуры демократии. Несомненно, отвергнутые интеллектуалы, лидеры неформалов вместе со своим социумом могли привнести в азербайджанское общественное движение иные политические идеи, иную политическую культуру в процесс институализации оппозиции.
В конечном счете лучшая его часть, взращенная за годы советской власти, оказалась отброшенной, деморализованной, а новую смену было некогда, да и некому готовить. Так место думающей, авторитетной интеллектуальной элиты заняли горлопаны, как просто и четко назвал национал-революционеров известный писатель Акрам Айлисли, публично заявивший, что ему не по пути с теми, кто берется решать национальные проблемы с помощью толпы.