Сообщений в теме: 37

[Mesut]

как ты думаешь, была бы она такой же если бы у нас не было нефти, и у армии не было бюджета в 4 лярда?

у пакистанцев нет нефть ,индусы вообще от голода подыхают ...ну у этих стран есть армия

[Bomber]

у пакистанцев нет нефть ,индусы вообще от голода подыхают ...ну у этих стран есть армия

У них людских ресурсов и налогоплательщиков много.

[джяллад]

Золотая Дивизия

[Mesut]

Золотая Дивизия

 дед  вруках тясбех  и  рядом банка редбул )))

 

продвинутые  арабы что скажешь))... слухай а  почему  они с  перва  посидели  поговорили а  потом гол бурмах  сделали   ?))

[джяллад]

дед вруках тясбех и рядом банка редбул )))

продвинутые арабы что скажешь))... слухай а почему они с перва посидели поговорили а потом гол бурмах сделали ?))

Потому что шейх до этого сотрудничал с игилом

[Зулус]

Десантура. Арабская версия.
В Саудовской Аравии 219 саудийских женщин зачислены в списки военнослужащих

Ниньзи епть. Зато можно мужиков переодевать,хрен кто догадается))

[Bomber]

Ракетный катер Р-32 передан Египту
http://bmpd.livejour...om/2054660.html

Безбозбездно, то есть даром.
http://flot.com/2016...говляОружием56/

[Bomber]

в 90 годов у нас тоже гемморойов было дохера , ну сейчас кого это волнует ? все трубили и трубят в один голос азики не умеют воевать ,поэтому армяне выиграли .. так что "у них хороший оружие -всего лишь отмазка" ... когда говорят у них хороший вооружение в ответ говорят вам никто не мешал создать нормальную армию

Ну ты сравнил. Разница между Йеменом и Саудией в финансовом плане намного больше, чем между Арменией и Азербайджаном.

[Bomber]

[Bomber]

У иорданцы тоже сегодня истребитель потеряли. F-16.
http://www.petra.gov...pe=Home&GType=1

[Asadulla]

Арабский мир. Армия и ислам: характер и перспективы взаимоотношений. Часть 1
(Владимир Ахмедов)

Последние по времени события на Ближнем Востоке свидетельствуют о возрастании роли религии, как правило, воинствующего ислама, в политических процессах на Ближнем Востоке. Во многом это является результатом череды арабских восстаний, которые привели к кризису политических организаций в большинстве арабских стран и трансформации в них места и роли армий и служб безопасности. В свою очередь это меняет алгоритм взаимоотношений в треугольнике – власть, армия, религия – который служит одним из ключевых элементов государственной инфраструктуры многих стран Ближнего и Среднего Востока.

Пока продолжается эскалация напряженности в этом регионе достаточно сложно предсказать будущий характер взаимоотношений в этом треугольнике. Однако, используя опыт последних предреволюционных лет, можно попытаться отчасти разобраться в этом сложном вопросе. Тем более, что новый порядок взаимодействия в этом важном сегменте конструкции будущих государств, будет во многом определять основные параметры системы региональной безопасности и стабильности государств Ближнего Востока.

Одним из методов решения данной задачи может послужить попытка анализа роли религии в армии.

В арабских странах религия и религиозные деятели во многом влияли на определение идентичности государства, характер власти, роль религиозного законодательства. Это зачастую происходило в противовес светскому судопроизводству, складывавшимися столетиями межобщинным отношениям. Оказывало неоднозначное влияние на проблему прав человека, роль женщины в обществе, на многие стороны внутренней и внешней политики государств региона.

С другой стороны в арабских странах, в отличие от других стран мира, армия также оказывала значительное воздействие на многие сферы политики и общественной жизни государства, вплоть до прямого вмешательства в политическую сферу жизни общества и государства.

В этой связи сравнительный анализ взаимоотношений религии и власти с одной стороны и армии и власти, с другой мог бы способствовать более глубокому пониманию роли религии в вооруженных силах арабских стран.

Как свидетельствовал опыт арабских восстаний, именно армия в конечном итоге использовалась властью для решения конфликтов, будь то на религиозной или светской основах. Для того чтобы определить роль религии в армии необходимо провести сравнительное исследование проблемы взаимоотношений религии и правящего режима, с одной стороны, и армии и режима, с другой.

Желательно также получить ответ на ряд следующих вопросов. Во-первых, существовало ли некое расхождение между властью с официальным исламом, который ее легитимизировал и обслуживал властные интересы. Во-вторых, как воспринимался этот официальный ислам в гражданском обществе, в целом и в офицерском корпусе, в частности. В-третьих, если какие-либо разногласия подобного рода существовали, то в чем заключалась их причина.

Для того чтобы попытаться получить ответы на поставленные вопросы, необходимо дать хотя бы предварительный анализ взаимоотношений между политическим режимом, его идеологическим характером, исламом и армией. В этой связи естественно предположить, что в конкретном государстве роль религии в армии во многом определялась характером правящего режима и его идеологией.

Если анализировать нетеократические государства, то необходимо понять, как со временем эволюционировала роль религии в армии в процессе появления и укрепления официальной религии государства. Для этого необходимо понять, как соотносились в этих странах политический режим, его идеология, религия и армия. То есть получить ответ, в каких отношениях и зависимостях они находились. В тех государствах, где церковь не только была отделена от государства, но власть весьма отрицательно относилась к религии вообще как средству массовой мобилизации, стоило ожидать негативного отношения в обществе к религии.

Так обстояли дела в государствах с радикальным республиканским строем и коммунистической идеологией. В тоже время солдатам в этих странах могло быть позволено в частном порядке исповедовать религию и частным образом соблюдать или исполнять ее ритуалы. В качестве примеров режимов с жестким республиканским правлением можно привести Францию времен Де Голля и Турцию в период правления К.Ататюрка. В бывшем СССР, Китае и Северной Корее в армии вообще было запрещено исповедовать религию.

Государства с конституционно-либеральным строем, где церковь была отделена от государства, не обязательно выступали против религиозных ценностей. Часть религиозного ритуала могла включаться в праздничные армейские парады. Однако религия, как, например, в США никогда не ассоциировалась с собственно военным церемониалом.

В странах, где власть была тесно связана с официальной религией, религиозные ритуалы могли не только включаться в праздники с участием армии, но и внедряться в повседневную военную службу. В тоже время в таких странах власти воздерживались от внедрения религии в повседневную жизнь армии, чтобы она не могла изменить характер корпоративной идентичности армии. Примерами могли служить Израиль и Великобритания.

В теократических государствах веками складывалась иная ситуация. Там религия была не просто одним из инструментов достижения лояльности военных власти, но и формировала коллективную идентичность армии. Лояльность армии государству обеспечивалась до тех пор, пока государство оказывалось способным защищать и пропагандировать религиозные ценности. То есть религиозные цели служили главным оправданием ведения войны. Тем более для людей, воспитанных в рамках мусульманской традиции, идея войны как орудия религии не является неожиданной. В той степени, в какой война рассматривалась как инструмент религии, право объявлять ее принадлежало религиозным, а не светским властям. Сегодня ярким примером подобной ситуации могла бы служить ливано-израильская война 2006 года, которую начали не ливанское правительство и армия, а религиозная организация «Хизбалла». Что уж говорить о сегодняшней Сирии, где решения о начале боевых операций, их прекращении, заключении соглашений о перемирии принимаются военными, зачастую в лице исламских бригад, а не гражданскими политиками. Религиозные критерии также определяли состав участников, законы и нормы войны, а зачастую правила ведения боя. Роль, которую играла религия в войне, отражалась и в учебниках по военному делу конца XV- начала XVI веков. Вступительные главы многих из них были посвящены религиозным порядкам, которые командование должно было учредить, а рядовые – соблюдать. Кстати, введение и первые главы учебных пособий для начальных классов, подготовленные и напечатанные «Исламским государством» (ИГ, запрещено в России) на рубеже конца 2016- начала 2017 гг. во многом были созвучны указанным выше учебникам.

Как видно, для некоторых мало, что изменилось за последние столетия. Исторический контекст, если понимать историю как неразрывный временной континиум, живо присутствует сегодня в политической жизни арабских стран. В этой связи весьма важным является вопрос о том, в какой степени характер правящего режима оказывал влияние на роль религии в армии.

В Турецкой Республике времен К.Ататюрка в условиях радикального республиканского режима, где ислам был отделен от государства, власти достаточно терпимо относились к добровольному соблюдению солдатами в частном порядке некоторых базовых норм религии. В тоже время нормы исламской морали не использовались в политико-воспитательной работе в армии.

В государствах, где религия не была так заметно отделена от государства, религиозные ритуалы могли быть включены в официальные воинские церемонии. В тоже время религия не определяла корпоративную идентичность армии.

В государствах теократического типа складывалась совершенно иная ситуация. В таких государствах религия не только играла роль инструмента, посредством, которого обеспечивалась лояльность военных власти, формировался характер армии.

Более того религия служила главным инструментом воспитания господствующей самоидентификации офицеров. Религиозная лояльность была связана с государством, поскольку государство выполняло свой долг и обеспечивало защиту и пропаганду религиозных ценностей.

Таким образом, существовала прямая связь между типом режима и ролью религии в армии.

Только в государствах теократического типа официальная религия была интегрирована в основные и «священные» военные ритуалы. Религии отводилась важная роль в политико-воспитательной работе и моральной подготовке солдат, обеспечивались условия соблюдения религиозных ритуалов.

В государствах традиционного типа (монархия), где религия играла важную роль и заменяла идеологию в армии, религиозные элементы использовались в ходе моральной подготовки солдат, практиковалось публичное исполнение религиозных ритуалов, и солдатам было разрешено отправлять религиозную службу.

В государствах с либерально-конституционным типом устройства в армии иногда публично практиковались религиозные ритуалы, и солдаты отправляли службу.

В государствах с республиканским строем солдатам иногда разрешалось молиться, в основном в частном порядке.

На этом основании можно сделать вывод, что в странах с монархическим типом правления как, например, Иордания религия должна была бы играть, куда большую роль, чем в армиях государств с республиканским строем как, например, в Египте или в Сирии. Однако на практике эта разница была весьма условной.

В конституции Иордании роль ислама была менее заметна, чем в Египте и в Сирии. Так согласно поправке внесенной в египетскую конституцию в 1980 г. ислам не только провозглашается официальной религией государства, но шариат служил одним из основных источников права (Статья 2). В конституциях Сирии (1973 и 2014 г. г.) ислам не был объявлен официальной религией. Но президентом обязан был быть мусульманин. Судебная система строилась на основе шариата (Статьи 2, 3).

В Иордании, несмотря на то, что режим своими корнями уходил к семье Пророка, в конституции 1952 г. ислам не являлся источником судебного законодательства. В тоже время религия ограничивала права наследования трона мужчиной, рожденным от мусульманки, допускала ведение судопроизводства по гражданским делам в судах с применением законов различных религий (Статьи 103, 106, 108, 109). И объявляла ислам официальной религией государства.

Таким образом, если судить лишь по типу государства и по конституциям, то дело выглядит одним образом. А если рассматривать вопрос с точки зрения практики анализа противоречий между принципами ислама и светским законодательством, то складывается иная ситуация.

В египетской и сирийской конституции исламу противостояли принципы псевдо демократии и псевдо социализма. Их практическое сочетание было более заметным в сирийском законодательстве, чем в египетском. К тому же оба государства носили панарбский и патриотический характер.

В САР господствующей идеологией был псевдо социализм в баасистской трактовке ПАСВ (Баас). С момента своего зарождения в 1947 г. сирийская партия Баас отличалась весьма враждебным отношением к исламу и религии вообще. Таким образом, и в Египте и в Сирии, особенно, на практике действующее законодательство сдерживало ислам куда сильнее, чем в Иордании. Тем более что в Иордании ислам и происхождение от мекканских хашимитов и шерифов легитимизировало королевскую власть.

Было бы важным попытаться проследить, как отражалась господствующая идеология и официальная религия в армии и обществе в целом. Неплохим источником в данном вопросе, на наш взгляд, мог бы служить анализ прессы, прежде всего армейской.

В государствах Ближнего Востока неизбежно существовала связь между местом, которое религия занимала в государстве и ее ролью в армии. В тоже время такая связь не являлась безусловной. Можно предположить, что лидеры таких стран как Египет, Сирия, Иордания на самом деле придерживались светских принципов государственного устройства. Они могли считать, что если перевести религиозные настроения из сферы деятельности широких слоев населения и сделать религию частным делом отдельного гражданина, то им, таким образом, будет легче модернизировать государство и общество, управлять страной и противостоять вызовам глобализации.

В данном случае, речь шла о так называемом прогрессивном национализме, который, по мнению некоторых западных исследователей (Emest Haas, например) представлял собой более высокий уровень культуры и языка в обществе, что давало возможность подобному государству добиваться высокого уровня экономики, индустриализации и таким образом на равных войти в процесс глобализации. В этом случае влияние религии на общество должно было быть максимально сокращено, и религия должна была быть вытеснена в сферу частной жизни. В основу государственной идеологии должен был быть положен национализм как фактор, определяющий коллективную идентичность армии, моральные принципы и поведенческий стереотип военных. Поэтому военные будут стремиться использовать армию в качестве одного из главных инструментов поддержки национализма в противовес религии.

В других случаях режим по политическим соображениям и в целях мобилизации масс может допустить некоторую степень участия религии в деятельности государства с тем, чтобы ограничить проникновение в общество чуждых ему религиозных проявлений. Тогда роль религии в армии будет сводиться к выполнению функции по противодействию в обществе религиозной оппозиции власти. В этом случае государство может допустить расширение использования религиозных ритуалов в армии в качестве защитного механизма, а когда оппозиционные религиозные движения ослабнут, может вернуться к прежнему положению.
http://www.iimes.ru/?p=42832

[Asadulla]

Арабский мир. Армия и ислам: характер и перспективы взаимоотношений. Часть 2
Автор: Владимир Ахмедов

Однако, как свидетельствует пример Сирии, в реальной жизни, на практике эти теоретические положения могли найти свое воплощение лишь при определенных условиях, которые, как правило, соблюдались крайне редко. В случае если лидер какой-либо страны придерживался светских взглядов, ему, чтобы удержать ситуацию под контролем, необходимо было уравновесить степень взаимовлияния религии и армии в государстве в их взаимодействии с обществом. Когда в основу идеологии закладываются идеи секуляризма и национализма, руководству страны необходимо обеспечить развитие государства, чтобы продемонстрировать обществу превосходство светской над религиозной идеологией. Использование религии в качестве антидота экстремизма может оказаться успешным, если религиозные организации будут готовы продемонстрировать гибкую политику и способность регулировать всплески активности воинствующего ислама. На примере Сирии достаточно ясно видно, что вышерассмотренная теория пока терпит крах. Правда она может оказаться востребованной в будущем.

Сегодня в большинстве современных армий в основе мотивации поведения личного состава лежит та же идеология, которую государство использует в качестве инструмента мобилизации остальных своих граждан. В последние два столетия основным типом идеологии, который использовался в большинстве государств, как для определения коллективной идентичности армии, так и для мобилизации общества служил национализм.

Некоторые государства использовали для мобилизации своего населения основные политические идеологии прошлого столетия. Такие как коммунизм, социализм, либерализм, либо теократические идеалы. В тоже время, как правило, сочетание политики и идеологии зачастую определяло тип национализма используемого государством.

Большинство арабских стран использовали идеологию национализма. Исключение представляла Саудовская Аравия. Если считать арабский национализм уникальным явлением, то вполне резонно было задаться вопросом, почему арабам не удалось дать ход такому типу национализма, который бы не ограничивался одним, лишь арабским государством, а определял бы коллективную идентичность многих стран. Наряду с другими составными элементами арабского национализма ислам, а точнее исламская традиция и культура, играли особую роль. Нельзя исключать, что может быть именно такой или похожий конструкт нас может ждать в будущем Арабском мире.

Поэтому, рассматривая проблему взаимодействия религии и идеологии в армии, необходимо иметь ввиду следующие положения. Во-первых, в какой степени националистическая идеология признает и задействует исламские идеалы и символы. Во-вторых, в какой степени смесь национализма, исламских символов и религиозной догматики соответствует национализму, культивируемому государством в гражданском обществе.

Так, например, в Сирии существовало два типа национализма; панарабизм ПАСВ и сирийский партикуляризм, которые традиционно формировали официальную государственную идеологию. В этом качестве панарабизм оформился в 60-х гг. XX столетия до прихода к власти Х.Асада. Третий тип национализма, в основе которого лежала идея создания Великой Сирии (Биляд аш-Шам), официально рассматривался как нелегитимный. В тоже время он нередко инспирировался рядом ученых и проповедников в качестве побудительного фактора в межарабской политике Сирии. Идея Великой Сирии получала, таким образом, опосредованную поддержку. Так, на страницах печатного органа сирийских вооруженных сил «Джейш аш-Шааб» в 1993 г. было опубликовано письмо, направленное Х.Асаду рядом палестинских исламистов, которых Израиль депортировал в Ливан в ноябре 1992 года. В письме они выражали поддержку идеи восстановления Великой Сирии, которая была разделена империалистами, с центром в Дамаске во главе с ее президентом.

Несмотря на то, что панарабизм лежал в основе мобилизационной идеологии, в последнее время все больший акцент делался на сирийский патриотизм. Различные даты в современной сирийской истории соответствовали различным составляющим сирийского национализма. Празднование революции 8 марта 1963 года, в ходе, которой к власти в САР пришла ПАСВ, было призвано отражать приверженность Сирии панарабским идеалам и обязательствам. При этом сирийский патриотизм, который отмечался в САР по другим поводам, в этом случае рассматривался как второстепенный и именовался «кутрийя». Панарабизм также служил основным мотивом в отмечании даты создания партии Баас в апреле 1947 г. Однако, несмотря на второстепенную роль «кутрии» во время отмечания праздников 8 марта и 17 апреля, власти Сирии использовали день 1 августа – дату создания национальных вооруженных сил САР, как возможность продемонстрировать свою приверженность идеям сирийского патриотизма. В этом большая роль принадлежала Х.Асаду. Так, по данным газеты «Джейш аш-Шааб» в своем шестичасовом выступлении 1 августа 1998 года Х.Асад лишь единожды употребил термин «арабская родина» и 10 раз «сирийская родина».

Обратная статистика наблюдалась в его речах по случаю празднования 8 марта. Сирийский патриотизм отражал консервативное направление процесса прихода Х.Асада к власти более известное как «исправительное движение». Часто между двумя этими понятиями было весьма сложно провести грань. Выражение «аль-ватан» (отчизна) было тесно связано с понятием «аль-умма» (мусульманская община) и «аль-арады аль-арабийя» (арабские территории).

В армейской прессе САР редко встречались статьи, апеллировавшие к религии как одному из факторов идентификации армии. Если подобные статьи и появлялись, то в основном в них встречались такие понятия как «аль-шахада» (мученическая смерть за веру) в борьбе с предателями и иностранными агентами. При этом цитаты из Корана были крайне редким явлением. Таким образом, значение религиозных ценностей не акцентировалось, а ставилось в ряд многочисленных базовых нормативов, определявших достойное поведение военных, среди которых основную роль играли светские, националистические факторы. Ислам служил не конечной целью, а средством для реализации националистических интересов, особенно в вопросах определения лояльности военных и их преданности своему народу и стране. Сегодня, как видим, все изменилось с точностью до наоборот.

Так же обстояли дела и в армии Египта, где ислам и его ценности были фактически выведены за рамки инструментария, определявшего корпоративную идентичность египетских военных. В этом смысле основные отличия египетской и сирийской армии сводились к разнице в наборе светских националистических компонентов. В Египте, как и в Сирии идеи патриотизма и преданности делу арабского единства были выражены достаточно рельефно в процессе морально-воспитательной работы в армии.

С другой стороны в отличие от Сирии идеи псевдо социализма в Египте несмотря на официальную приверженность к ним власти, не получили широкого распространения в армейской среде. Ориентация египетских вооруженных сил на патриотическую идею нашла свое практическое отражение в праздновании дня Армии, который стал отмечаться в период президентства А.Садата 6 октября — даты начала арабо-израильской войны 1973 г. в ходе которой Египет одержал ряд побед над израильской армией, а также во время поминовения павших воинов. В выступлениях по случаю этих памятных дат упор делался на патриотизм и национализм, а исламские ценности вообще не упоминались. Как сообщала египетская армейская газета «Ан-Наср», когда маршал Хусейн ат-Тантауи возлагал венок на могилу Неизвестного солдата в день павших, роль ислама и духовенства вообще были преданы забвению. Ритуал данной церемонии был выдержан исключительно в традициях Французской Республики. Подобный республиканский стиль нашел свое отражение в религиозной терпимости властей. Х.ат-Тантауи и бригадный генерал Хатана обратились с поздравлениями по случаю Пасхи. Поздравления были направлены главе коптской церкви папе Шенуде, а также военнослужащим-христианам. Возможно традиционные приверженность патриотизму и народу в большей степени чем клановости, помогли египетской армии во время встать на сторону революции и не допустить разрушения собственной страны.

По иному обстояли дела в Иордании, где ислам являлся одним из важных факторов определения коллективной идентичности вооруженных сил. Не было ничего удивительного в том, что на обложке ежемесячного военного журнала «Аль-Акса», посвященного кончине короля Хусейна и сражению с израильскими войсками во время вторжения в Иорданию в 1968 году при Караме, были помещены стихи из Корана. В речах и обращениях иорданского монарха к военным более чем у кого-либо из других арабских лидеров содержались религиозные элементы. Свое обращение к выпускникам Королевского военного колледжа король Хусейн начинал с традиционного исламского приветствия и цитаты из Корана. И только после этого король переходил к обсуждению острых политических проблем. При этом он сравнил действия иорданской армии с героями легендарного в арабо-исламской истории сражения при Кербеле и напомнил собравшимся о происхождении своего рода, уходящего корнями к Пророку Мухаммеду. Покойный президент САР Х.Асад, наоборот, по случаю празднования одного из главных мусульманских праздников Дня жертвоприношения, в обращении к вооруженным силам допустил лишь два упоминания о святом провидении.

В тоже время даже в Иордании основным мотивом, определяющим поведение военных, являлось служение не Аллаху, а монарху в традициях абсолютной монархии.

Различные подходы к религии в публичной сфере с точки зрения ее воздействия на индоктринацию личного состава вооруженных сил проявлялись также в названиях печатных органов армий Египта и Сирии. В Сирии главный орган армейской печати назывался «Джейш аш-Шааб» («Армия народа»), что отражало длительное влияние СССР\РФ на Сирию, а также псевдо социалистическую составляющую официальной идеологии правящей ПАСВ. Название газеты также соответствовало букве сирийской конституции, которая была принята в 1973 году.

Вскоре после этого начался закат эпохи социализма в арабском мире, сопровождавшийся развитием нефтяных монархий и растущей ориентацией Египта на Запад. Из названия газеты можно было бы сделать вывод о том, что в ней ничего не должно было печататься религиозного содержания. В Египте газета носила название «Ан-Наср» («Победа»). Несмотря на значительные перемены, произошедшие за последние десятилетия в Египте, название армейской газеты оставалось прежним. Это было связано с тем, что «Победа» является универсальной целью любого режима.

В Иордании газета называлась «Аль-Акса» — в честь знаменитой мечети на Храмовой горе в Иерусалиме. Эта третья по значимости среди мусульман мечеть после Мекки и Медины. В данном случае религиозная нагрузка названия отражала политическую значимость и выражала связь Иордании с Иерусалимом и Палестиной. С этой точки зрения следовало бы ожидать, что ислам играл важную идеологическую, моральную и воспитательную роль в вооруженных силах Иордании. Подобное впечатление могло подкрепляться многочисленными ссылками на Коран и связями королевской семьи Иордании с семьей Пророка. С другой стороны содержание некоторых материалов армейской прессы говорило о другом. Так, в одном из номеров «Аль-Аксы» датированным 1989 г. появилась немыслимая по своему названию для сирийской или египетской прессы статья «народная армия». В армейских газетах других арабских стран всячески бы замалчивался тот факт, что офицеры могут обучаться в исламских учреждениях, считавшихся оплотом исламизма в арабских странах. Другой важной характеристикой иорданских вооруженных сил, получившей отражение в названии упомянутой статьи могло демонстрировать тот факт, что народная армия в Иордании несла службу как гражданская стража (народная дружина) и тема джихада в этом случае могла выдвигаться на первый план.

При этом задача гражданской дружины была ничуть не менее важной, чем функция регулярной армии по защите исламской нации и отечества. Обычно в статьях подобного рода не упоминались иорданская армия или иорданские вооруженные силы. Речь шла исключительно об исламской или арабской армии. В данной статье было отчасти выражено отношение автора к исламу в противоположность нации-государству. Эта статья отражала эклектичный характер основы идентификации иорданского общества, которое базировалось на принадлежности к иорданской нации, арабизму и исламу. Таким образом, власти стремятся побудить население добровольно служить в народных дружинах, выполняя тем самым свой долг перед исламом, а не только неся службу из патриотических соображений. Не случайно, король Хусейн нередко обращался к иорданским вооруженным силам называя их «Аль-Джейш аль-Мустафави» («Избранной армией»), где выражение «мустафави» означало одно из 99 имен Пророка. Таким образом, корпоративная идентичность иорданских вооруженных сил была адекватна в целом государственной идеологии.

В Сирии идеологические постулаты, используемые для мобилизации масс с одинаковой степенью применялись в качестве основы коллективной индоктринации армии. Поскольку в Сирии ислам был выведен за рамки политической практики, то и в армии религия применялась крайне ограниченно.

Лишь в Египте наблюдалось определенное расхождение между ролью ислама в армии, которое выражалось в разных подходах власти к использованию ислама в качестве базы коллективной идентификации общества, по крайней мере на формальном уровне и инструмента коллективной индоктринации армии, которая на практике была жестко ориентирована на защиту идей национализма и республиканского строя.

Важной темой в исследовании вопроса о взаимоотношении армии и религии служит выяснение вопросов, касающихся включения в армейскую практику используемых в обществе религиозных и иных ритуалов и обычаев. Внедрения религиозных практик и ритуалов в военную подготовку и моральное воспитание личного состава вооруженных сил.

Публичная практика религиозных обычаев могла принимать несколько форм. В одном случае религиозные ценности добровольно использовались военными, и тогда в армии толерантно относились к религии, либо военные пытались таким образом внедрить религиозные ценности в общество и демонстрировали свою приверженность религии.

В Иордании высокопоставленные офицеры нередко принимали активное участие в праздновании религиозных праздников. Так во время торжеств по случаю дня рождения Пророка офицеры не снимали свою форму и знаки отличия. Перед войсками выступал муфтий вооруженных сил. Муфтий возглавлял Управление военного муфтията в иорданской армии, в состав которого входили духовные советники (муршиды) и их предстоятели на молитве (имамы), которые несли службу в различных родах войск. Нередко муршиды использовали нормы шариата с тем, чтобы повлиять на поведение солдат в ходе боевых тренировок. Монарх достаточно часто присутствовал в войсках во время молитв по пятницам и по случаю крупных религиозных праздников.

В вооруженных силах Египта, публичное исполнение религиозных ритуалов происходило только во время главных мусульманских празднеств. При А.Садате религия на короткое время стала неотъемлемой частью армейской жизни. Генералитет дружно отмечал праздник «ночного вознесения» Вместе с премьером, другими гражданскими и религиозными начальниками праздник отмечал начальник Генштаба а позднее герой октябрьской войны генерал Саад аш-Шадли. В текстах выступлений содержались многочисленные ссылки на Коран и воззвания к Аллаху. Ясно, что в этот период армия служила инструментом и объектом религиозной мобилизации масс. При А.Садате исламские ценности рассматривались как составная часть военных ценностей, и приверженность им могла способствовать продвижению по службе. В мартовском номере газеты «Ан-Наср» за 1979 г. на первой полосе была помещена фотография нового шейха Аль-Азхара, который обратился с проповедью со страниц этой газеты. Сославшись на указания А.Садата о возрождении «исламской миссии», шейх, в частности, указал на то, что «теперь вместо заморских идей в сердца наших юношей будут внедряться принципы и ценности ислама». Даже гражданским институтам было предписано содействовать выполнению поставленных задач. Высший совет по делам молодежи в 1979 г. организовал исламские соревнования специально для военных, где сочетались искусство в запоминании наизусть Корана и написание сочинения на религиозную тему.

После убийства А. Садата исламскими фанатиками и прихода к власти Х.Мубарака заигрывание с исламистами стало постепенно сходить на нет. Несмотря на это публичные проявления религиозных настроений в армии с участием лидеров страны, высших офицеров по-прежнему сохранялось в качестве важного элемента армейской жизни. Во время празднования Рамадана в мае 1991 года президент Х.Мубарак принимал в торжествах участие вместе с рядом высокопоставленных офицеров. В феврале 1996 г. Х.Мубарак принял участие в молитве вместе с высшими офицерами в мечете «Аль-Мубарак» в районе дислокации штаба 3-ей армии. Мечеть была названа в честь Х.Мубарака. Таким образом, при Х.Мубараке государство поощряло публичное участие военных в религиозных праздниках, но в тоже время воздерживалось от того, чтобы превратить религию в составную часть официальной армейской практики, как это было сделано при А.Садате. Но даже при Х. Мубараке существовали значительные колебания в публичном отношении к исламу, которые увеличивались по мере углубления кризиса и росли в период обострения волнений исламистов.

Если в Египте проявления ислама в армейской среде регулировались с помощью кнута и пряника, то в Сирии исламские настроения в армии вообще отсутствовали.

Х.Асад вообще не ассоциировал себя с исламом в чисто армейском контексте, а присутствие офицеров на молитве было возможно в случае, когда в ней принимал участие сам президент. Примером подобной молитвы могла быть молитва по случаю празднования дня рождения Пророка в мечети Омеядов в июле 1999 года. Армейская печать не выходила за рамки общегражданских СМИ печатавших фотографии Х.Асада во время его участия вместе с видными религиозными деятелями и политиками в праздновании религиозных праздников. И только во время инаугурации на пятый по счету президентский срок Х.Асад начал свое речь со слов «…клянусь Всемогущим…» на что собравшиеся ответили традиционным «байа», означавшим подтверждение их лояльности президенту. В другом случае армейская газета поместила в апреле 1999 года репортаж о присутствии Х.Асада на молитве в мечети Омеядов во время торжеств по случаю окончания Рамадана. В статье после молитвы был дан пространный текст выступления шейха Муниса в честь президента. Религиозное послание более общего характера содержалось после фотографии Асада на задней странице газеты от 1 марта 1998 г. Позиционирование Х. Асада как образцового мусульманина в армейской и гражданской прессе представляло собой попытку преодолеть разрыва между алавитским вероучением и алавитским меньшинством с суннитским большинством. Подобная демонстрация приверженности исламу в гражданском контексте сильно контрастировала с опытом Иордании и Египта.
http://www.iimes.ru/?p=42863

[Asadulla]

Арабский мир. Армия и ислам: характер и перспективы взаимоотношений. Часть 3
Автор: Владимир Ахмедов

После того как исламская оппозиция в Египте активизировалась, начиная с 1995 г. публичные демонстрации власти своей исламской приверженности заметно снизились. К тому же Х.Мубарак как мусульманин-суннит не видел необходимости постоянно доказывать свою приверженность исламу и легитимизировать, таким образом, свою власть, как в гражданском обществе, так и в армейской среде в отличие от Х.Асада принадлежавшего к алавитскому меньшинству, чей режим жестоко сражался с исламской суннитской оппозицией. Таким образом, с точки зрения участия военных в публичных демонстрациях религиозного характера на первом месте стояла Иордания, а потом уже Египет и Сирия.

Подобный порядок сохранялся и в вопросах использования ислама в политико-моральной подготовке солдат и офицеров. При А.Садате ислам играл немалую роль в процессе подготовки солдат и офицеров и практически сошел на нет после прихода к власти Х.Мубарака, особенно после роста исламского радикализма в начале 1990-х годов. Так в 1991 г. отмечая дату октябрьской войны 1973 г. в армейском издании «Ан-Наср» появилась статья на развороте под названием «Путь и Свет», — выражения которые часто употребляются в исламской риторике. Все статьи увязывали победу в войне с исламом. Но уже в номере того же журнала за 1998 г. тоже памятное событие освящалось совсем по-другому. Акцент делался на уроки военного искусства и готовности к битве.

Начиная с 1995 г. статьи в армейской прессе в основном касались моральных аспектов ислама, либо в них приводились отдельные цитаты из Корана с объяснением ряда положений шариата. Так в одной из статей в газете «Ан-Наср» речь шла о награждении и наказании за выполнение службы, при этом в качестве аналогии приводились рассказы из жизни Пророка и его сподвижников. Ссылаясь на один их хадисов, в статье утверждалось, что при жизни человек может получить немедленную награду и наслаждаться ею в течение отведенного ему срока жизни на земле, а истинно верующий мусульманин наслаждается наградой вечно и после смерти. В некоторых материалах речь шла о канонических различиях между законами, касающимися взаимоотношения в обществе между людьми (муамала) и отношениями между человеком и Аллахом (’ибада), проблемам зяката и пр.

Написанное одним из родных египетского офицера письмо в популярную египетскую газету «Аль-Ахрам» 18 декабря 1994 года являлось отражением одного из многочисленных показателей значимости ислама в военной среде. В этом письме родственник офицера просил министра обороны маршала Х.ат-Тантауи пересмотреть принятое им ранее решение, согласно которому офицер мог совершить хадж в Мекку один раз в жизни и умру (которую можно было совершать в любое время) один раз в пять лет. Подобное же чувство отношения к исламу можно было заметить во время празднования в армии победы во время Октябрьской войны 1973 г. офицеры салютовали в честь победы именно в месяц рамадан согласно лунному календарю, когда и происходило сражение в 1973 г пришедшееся в тот год на октябрь. Для них было не столь важно, был ли это октябрь или март месяц. Главное, чтобы эта дата соответствовала именно мусульманскому календарю. В этом смысле не столь важно было, насколько глубоко верили офицеры. Но с учетом того, что команда праздновать шла сверху, можно было предположить, что высшему армейскому командованию важно было продемонстрировать народу свою приверженность исламу. Мотивы которыми руководствовался министра обороны Х.ат-Тантауи скорее всего были экономического порядка. Расходы на хадж несло Министерство обороны, в том числе не только для военных, но и гражданского персонала. При этом гражданские должны были выиграть конкурс в заучивании стихов Корана и показать хорошие показатели трудовой и производственной дисциплины.

В Сирии дела обстояли иначе. В армейской печати ни словом не упоминались какие-либо религиозные институализированные понятия применительно к вооруженным силам Сирии, хотя по идее в подразделениях должны были находиться представители духовенства, чтобы исполнять необходимые религиозные ритуалы в случае смерти солдат на поле боя.

Напротив, в армии Иордании существовало специальное управление, следившее за соблюдением норм религии. Во главе этого управления находился муфтий в ранге бригадного генерала. В 1994 г. эти обязанности исполнял муфтий шейх Мухаммед аш-Шавийя. Он вел достаточно активную работу. В ноябре 1994 года управление провело двухнедельный образовательный семинар для армии, сил общественной безопасности и гражданской обороны по проблемам управления взаимоотношениями между обществом (муамала) и исламскими принципами (фикх).

В настоящее время вопросы религии, начиная от исламской оппозиции и терроризма, и кончая правами женщин, занимают центральное место в политической жизни арабских стран Ближнего Востока. Отношение к вопросам религии в армейской прессе сильно отличается от того, что о нем писали и публиковали в обычных СМИ. Однако в той мере, в которой армия оказывается вовлеченной в политику армейские издания более или менее регулярно в отличие от обычных СМИ, вынуждены в той или иной степени обращаться к проблемам религии, наряду с другими вопросами гражданского общества. По этому параметру можно было отчасти судить об отношении государства к военным и том месте, которое религия занимала в вооруженных силах.

В 80-90-ые годы XX века Египет столкнулся с рядом актов вооруженного насилия. А практически все 90-ые годы XX века прошли под знаком серии акций гражданского неповиновения и народных волнений. Так, в период с 1991 по 1996 гг. в ходе этих акций насилия было убито около 1 тысячи человек. Возможно, по этой причине египетская пресса практически ничего не писала об этих событиях. Так, только 2 из 82 страниц выпуска о событиях в Луксоре в ноябре 1997 года, в ходе которых 58 туристов было убито, а 25 ранено, было посвящено этому событию. C учетом того, что это была одна из самых жестоких атак терроризма за последнее десятилетие, газета «Ан-Наср» писала о религиозном насилии как об акте террора, жестоком преступлении, от которого могут пострадать любая страна и с которым можно покончить лишь общими международными усилиями и сотрудничеством. События в Луксоре лишь косвенно связывались с исламом, в редких случаях с религиозными силами или политическими и социальными вопросами. Их предпочитали рассматривать с точки зрения обычной морали и в рамках объективной реальности, не нуждавшихся в каком-либо дополнительном религиозном объяснении. Роль военных также была обойдена молчанием. В небольших новостных заметках лишь упоминалось, что армия направила два транспортных самолета в Луксор для эвакуации 14 раненных в Каир, которых затем перевезли в армейский госпиталь на армейских вертолетах.

Таким образом, борьба с терроризмом не рассматривалась в качестве обязательной задачи армии. События в Луксоре рассматривались в более широкой политической и социально-экономической перспективе, в статье посвященной политике Египта вообще. В армейской прессе сообщалось о достижениях египетских властей в деле развития южных провинций в районе верхнего Египта как средстве борьбы и ликвидации социальных условий, питающих терроризм. Враг характеризовался как экстремизм без какого-либо конкретного адреса и намеков на принадлежность к исламу или фундаментализму.

В середине 1990-х гг. вооруженные силы Египта уделяли серьезное внимание борьбе с религиозным фундаментализмом, при этом ставился вопрос о законности использования подобных методов с точки зрения ислама. В статье утверждалось, что экстремисты совершают больший грех с тем, чтобы избежать малого греха, типа совместного обучения в университетах и наряда студенток.

В статье проводилась параллель между природой экстремизма в Алжире и Египте. В другой статье осуждалось использование религиозных чувств верующих и использование религии в разжигании антикоптских настроений и утверждалось, что те, кто так делают, не являются ни мусульманами, ни египтянами. Большинство подобных статей обходило молчанием роль военных. Эти статьи носили более аналитический общий характер, чем те, которые публиковались в «Аль-Акса», что указывало на качественную разницу этих двух армейских изданий.

«Ан-Наср» публиковала материалы, больше касающиеся общемировых проблем и национальных светских тем, национальной и мировой культуры. Эта газета была по своему содержанию и цене больше ориентирована на египетских офицеров, чем солдат. В статьях редко можно было встретить ссылки на ислам. Газета носила обезличенный характер. Даже имя Х.Мубарака упоминалось лишь тогда, когда помещалась его фотография. При этом появление президента на страницах газеты никак не увязывалось с религией.

Таким образом, лишь в Иордании роль ислама отражала роль религии в государстве вообще. Поскольку королевская семья позиционировала себя с предками пророка и Хашимитской династии, что создавало определенный религиозный контекст, в котором армия представлялась как защитница монархии и ислама.

В Сирии и Египте существовали расхождения между характером государства и ролью ислама в армии, но и здесь имелись некоторые тонкие отличия.

В Сирии религия в армии служила инструментом легитимации власти и роль ислама была значительно сильнее, чем этого можно было ожидать. В Египте существовал явный разрыв между «исламизацией» государства и светским характером армии, о чем свидетельствовали публикации армейской печати. Подобное расхождение объяснялось традиционно светским характером правящей египетской элиты и желанием режима обеспечить лояльность военных в борьбе с радикальными и воинствующими группами исламской оппозиции. Если в Египте «исламизация» служила своего рода «морковкой» для удовлетворения настроений фундаменталистов и средством удержания населения от вступления в ряды фундаменталистов, то армия в Сирии выполняла роль «кнута» призванного удерживать установившийся порядок.

Ситуация с исламом в армии Египта и Сирии свидетельствовала о том, что нарастание религиозных настроений в египетской армии скорее носило инструментальный характер, нежели отражало тот факт, что военные и армия как институт искреннее разделяют приверженность к исламу. Военные подчеркивали свою приверженность исламу лишь для того, чтобы успешнее сражаться с проникновением в их ряды радикальных элементов и усиления позиций фундаменталистов. Когда угроза фундаментализма спадала, военные вновь возвращались к светским и республиканским ценностям. В тоже время нельзя отрицать роль ислама в формировании коллективной идентичности армии, где многие офицеры и солдаты искренне верили в ислам. В тоже время их вера не носила политизированного характера и не служила подпиткой для исламской оппозиции режиму. Как это происходит сегодня в Сирии.

Наоборот, в иорданской армии ислам являлся неотъемлемой частью коллективной идентификации и военных ритуалов.

Подобно тому, как сегодня многие европейцы не могут представить себе справедливое общество, которое не было бы «демократическим», также и в средневековой Европе нельзя было даже вообразить себе цивилизованное общество, которое не основывалось бы на «правильной» религии.

С конца XVII века в Европе не вели войн во имя религии и не руководствовались религиозными правилами при их ведении. При этом религия все еще могла иногда оказывать влияние на такие факторы, как боевой дух войск или уход за раненными, «стратегия» все больше и больше становилась сферой хладнокровного и расчетливого подхода.

В исламском мире формирование светских государств началось только в конце XIX века. Ислам намного медленнее, чем другие религии отказывался от идеи религиозной войны. Несмотря на внешне светский характер власти во многих арабских государствах Ближнего Востока, в них все еще силен элемент традиционализма. Цель традиционалистских групп – возврат к священному закону шариата, и каждая неудача государственных лидеров объяснялась их нежеланием пойти на это.

Примеры Ирака и Афганистана, не говоря о сегодняшней Сирии, показывают, что идея джихада все еще имеет большое влияние, и у этой идеи нет недостатка в добровольцах, готовых пожертвовать во имя ее жизнью. Хотя джихад главным образом направлен против «отравленных тлетворным влиянием Запада» правящих элит, и лишь во вторую очередь – против неверных, сегодня мотивационная сила этой идеи в мусульманском мире столь же сильна, как и раньше. Все это свидетельствует о том, что и сегодня идея войны как продолжения религии, особенно в экстремистских формах, вовсе не умерла
http://www.iimes.ru/?p=42893